Явлинский о расследовании навального. Подписи за Явлинского и «страшная тайна» Навального

Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела! ... Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела. Многоточие шинели. Вместо мозга - запятая. Вместо горла - темный вечер. Вместо буркал - знак деленья. Вот и вышел человечек, представитель населенья. Вот и вышел гражданин, достающий из штанин... ... Прячась в логово своё волки воют «Ё-моё».

И. Бродский «Представление»

О чем говорит состав «нового» правительства? О том, что лучше не будет. Внешне все будет как было, а по сути - хуже. Объективная причина - экономика в кризисе. Субъективная - ни Медведев, ни его замы никакого представления о том, что надо было бы делать в сложившихся условиях, не имеют. Да и не хотят иметь. Ни к чему это им.

«НОВОГО» ПУТИНА НЕ БУДЕТ

Суть происходящего в связи с формированием правительства - в отсутствии перемен к лучшему в стране. Отказ от любых изменений - подчеркнутый, гипертрофированный, в квадрате. Произошедшие мелкие передвижки только усиливают впечатление постылой безысходности: Мутко на строительстве, Патрушев-младший в Минсельхозе, Кудрин в Счетной палате. Даже писать обо всем этом - скука.

Но иначе и быть не может. Поскольку нет и не будет никакого другого, «нового» Путина. Ни Путина 4.0, ни Путина 5.0. У переутвержденного президента не наблюдается никаких новых идей и предложений, нет программы модернизации страны, нет образа будущего, нет даже программы действий. Обнародован лишь набор непросчитанных деклараций - «добрых пожеланий».

Суть выступлений Путина последнего времени - и до президентской кампании, и во время кампании, в том числе декабрьской «прямой линии» и мартовского послания Федеральному собранию, - принципиальный отказ от смены политического курса и проведения каких-либо разумных и необходимых реформ. Поэтому порядок рассадки крыловского «квартета» значения не имеет.

«Прорывы», о которых говорит новый-старый президент, при сохранении нынешнего политического курса возможны только в раскручивании репрессивной составляющей режима. И премьер Медведев для этого вполне подходит. Он верно служил системе на своем месте и до, и после 2012 года. Прикрывая Путина, он публично озвучил ключевой слоган текущего момента: «Денег нет, но вы держитесь». Медведев заслужил.

Да и система к сегодняшнему дню стала такой, что уже нет ни «технического» правительства, ни даже декоративного парламента: и министры, и депутаты (причем абсолютно все, включая так называемую «парламентскую оппозицию») - органическая часть единой авторитарно-бюрократической системы. Это называется «номенклатура». Хоть в депутаты, хоть в губернаторы, хоть в министры - везде сгодятся. Универсальные солдаты Путина. Кадровые изменения, конечно, будут случаться. Увольнения - это эффективный ресурс: ненавистных «бояр» и «дьяков» с кремлевского крыльца будут бросать, когда повысится социальное напряжение.

Каков же критерий отбора кадров в правительство и в чем логика таких назначений? Единственный критерий отбора кадров для правительства - личная лояльность, а логика назначений - в обеспечении бесконечного удержания власти.


КОНТРОЛЬ И РАСПИЛ

Что касается российской экономики, то экономическая политика (а это именно то, чем должно заниматься правительство) сузилась до предела. Теперь под экономической политикой в России подразумеваются только цены на нефть, налоги и сборы с населения, финансирование гонки вооружений и различных военных авантюр (вроде Сирии и Донбасса), а также лукавые социальные подачки на фоне падающих доходов. То есть современная экономическая политика - это как отжать деньги у населения и как их распределить на цели режима. Ну и, по возможности, как «распилить» что удастся.

Кадровое обеспечение этого нехитрого перечня задач и является смыслом «перерассадки» вице-премьеров в «новом» правительстве. Основная функция замов - распределение бюджетных средств в условиях экономической стагнации и санкций. Поскольку ни на цены на нефть, ни на санкции российское правительство повлиять не может, смысл его работы - увеличение финансового давления на население. Идея повышения подоходного налога уже вброшена и тестируется. Падение рубля, снижающиеся реальные доходы людей - все это трактуется как источник пополнения казны. Решение о повышении пенсионного возраста уже практически принято. Налоги на интернет-торговлю, на шины, обувь, недвижимость, сараи, бани, туалеты, повышение тарифов на ЖКХ и так далее до бесконечности… Впереди нас еще ждет передел в ресурсной сфере.

Формирование правительства - это борьба за контроль над бюджетными потоками. Примером такой подковерной интриги стал вброс информации об отдыхе ныне уже бывшего вице-премьера Приходько на яхте Дерипаски.


ЗНАКИ И ПОСЛАНИЯ

В правительстве-2018 есть и знаковые идеологические назначения. Демонстративное сохранение Мединского в должности министра культуры - послание гуманитарной общественности и интеллигенции. А назначение министром науки и высшего образования руководителя Федерального агентства научных организаций (органа федеральной власти, самым активным образом участвовавшего в разрушении Российской академии наук) - послание всем нашим ученым и каждому академику РАН персонально.

Знаковый характер имеет и сохранение в кабинете министров Лаврова и Шойгу, чьи ведомства стали символами изоляционистской агрессивной внешней политики и милитаризации жизни страны и общественного сознания. Лавров, наряду с Мединским, - один из главных пропагандистов в стране. Дипломат в роли пропагандиста - важный элемент системы. Но если это и возвращение к советской эпохе, то не к «Мистеру Нет» Громыко, а скорее, к «Каменной заднице» Молотову.

На месте остался и Шойгу, несмотря на все очевидные провалы, такие как февральский инцидент под Дейр-эз-Зором в Сирии, когда погибли российские наемники. Система, сделавшая ставку на войну, попадает во все большую зависимость от тех, кто воюет. И здесь речь идет не только о Минобороны, но и о тех, кто реально руководит теми самыми наемниками (см. статью , февраль 2018). На международной арене, кстати, с Асадом и иранцами та же история: Россия оказывается в зависимости от своих ближневосточных «союзников», и перспективы развития этой зависимости для нашей страны очень недобрые (см. статью , май 2018). Поэтому если политика не меняется, то и пространства для кадрового маневра нет ни в Минобороны, ни в правительстве вообще, и на исправления положения дел в стране шансов тоже нет.

Сопротивляться этому нужно было, борясь за превращение плебисцита в выборы, цепляясь за все возможности, предоставленные Конституцией и намерением системы хотя бы формально и отчасти ее соблюдать. Было мало шансов? Наверное. Но проигнорировать выборы, а потом обсуждать возможность перемен - это абсурд, полностью соответствующий тому, что навязывает обществу Путин. Выборы прошли. Откуда надежда на перемены в опросах социологов? Кого 59% населения, ожидающие перемен, хотят видеть во главе правительства? Сечина?

— Всем добрый вечер. Сегодня у меня в студии будет разговор с Дмитрием Андреевичем Муратовым, главным редактором «Новой газеты».

— Я поправлю, Ксения...

— Да, поправьте. Я знаю, что вы были по ноябрь 2017 года главным редактором...

— Да, я был избранным главным редактором, в этих выборах не участвовал, теперь я председатель редакционного совета газеты, это наш высший орган. И председатель совета директоров, можно сказать, что издатель.

— Ну да. А кроме того, доверенное лицо и сопредседатель общественного штаба кандидата в президенты России Григория Явлинского. Это, конечно, было неожиданностью, Дмитрий Андреевич.

— Неприятной для вас, Ксения Анатольевна?

— Я бы не сказала, что неприятной, но удивительной.

— Почему?

— Мне вот хотелось, в том числе, у вас спросить — в связи с чем вы приняли такое решение?

— А что мне могло помешать, Ксения Анатольевна?

— Да ничего. Нет, мне казалось, что журналист такого высокого уровня на таком высоком посту не должен участвовать в политической жизни, очевидно поддерживая того или иного кандидата. Мы видим эту позицию и у Венедиктова, и у Синдеевой, и у многих других журналистов. И в этом смысле, в общем-то, удивительно то, что вы решили нарушить этот принцип.

— Согласен, принцип нарушен, я такой один, поэтому я его и нарушил.

— Нет, вы не один. Еще есть Сунгоркин, который доверенное лицо Путина. Вас таких двое.

— А, значит, нас таких двое с Владимиром Николаевичем.

— Вы в хорошей компании.

— Я поясню свою позицию. Но, поскольку вы тоже журналист и сказали, что после этих президентских выборов создадите свою партию, тогда нас трое — вы, Сунгоркин и я, да ведь?

— Ну, я-то уже не журналист, я как бы прекратила...

— Вы в отпуске.

— ...пока эту деятельность временно.

— А, вот и я. Чтобы вы знали, я тоже в соответствии с законом с момента, когда Явлинского зарегистрируют, ухожу в отпуск. И газета никогда не была партийной газетой, и на газету мои личные пристрастия не распространяются.

— Но вы же понимаете, вот я ушла, так я ушла, я на «Дожде» специально вообще не появляюсь, меня там нет, это большое публичное пространство, любой человек вам может доказать, что с момента моего отпуска меня там кроме как в качестве интервьюируемого два раза нет.

— Но дух же ваш там живет.

— Нет, ну слушайте, живет, но меня-то там нету, а вы все-таки в газету ходите.

— Да. Скоро юбилей газеты и, конечно, я по этому поводу собираю людей, и мы это обсуждаем...

— Ну, вы, как Путин, вот он тоже формально законы не нарушает, а в реальности все понимают, что все делается. Вот у вас так же.

— Точно. Только нет такого закона, который я нарушил.

— Ну как, этический закон есть.

— Я с удовольствием вас 1 апреля к нам на 25 лет приглашаю. Причем я приглашаю гостьей, а не ведущей, Ксения Анатольевна, это принципиально важно, отдохнете немного.

— Спасибо.

— А теперь я серьезно отвечу на ваш вопрос. У меня был лучший друг, звали его Юрий, а фамилия его была Щекочихин. И Юра Щекочихин входил во фракцию «Яблоко» в Государственной думе, занимался расследованием, в том числе тем расследованием, которое привело к его трагической смерти. Он был отравлен, и за неделю на этом моложавом 53-летнем человеке не осталось кожи, а в гробу лежал 90-летний старец. Медицинским экспертам раздали инструкцию считать его ветераном Отечественной войны, ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС, хотя он родился в 1953 году. Я считаю, у меня долг перед Щекочихиным и перед Явлинским, который всю жизнь Юру поддерживал.

И редакция меня поддержала, сказав: «В отпуск вы уходите, Дмитрий Андреевич, а остальное — ваше личное дело на этот период». Поэтому разрешение редакции я получил.

И еще одна вещь нас связывает. Я много работал (я вам как-то рассказывал про это) на разных войнах. Когда-то газета благодаря майору Измайлову и группе Щекочихина освободила 171-го человека — наших солдат и заложников — из чеченского плена.

Первых пленных освободил Явлинский в декабре 1994 года, когда: «Ах, какие-то наемники», — отказался от них министр обороны Грачев после того, как послал туда 40 танков атаковать дудаевский «дворец». Вот и сейчас, когда я слышу «ах, какие-то наемники, да это не наши...» и слышу вот эти гибридные и понтовские причуды, я думаю, что надо поддержать человека, который ходил в «Норд-Ост», вытащил оттуда несколько детей, старался провести переговоры и как минимум спас много человеческих жизней, первым приехав в Чечню обменять себя на пленных. Вот это вызывает мое искреннее уважение.

— Мое тоже. Но мне просто кажется, что ведь есть же разные способы поддержки. Когда журналист, такой журналист, как вы, решается на такую уже активную политическую позицию, ну, для многих это все равно такой очень важный маркер в будущем вашем профессиональном.

— Наверное. Так я же не жалею об этом.

— Вот долго ли вы принимали это решение? Как сложно оно вам далось, не сложно? То есть я уверена, что эти вопросы этики, они перед вами тоже стояли.

— Конечно. Этическим нарушением для меня было бы в трудную минуту не поддержать Явлинского, члена наблюдательного совета и общественного совета нашей газеты с 1993 года.

— А в чем, на ваш взгляд, трудность его минуты сейчас?

— А предыдущий вопрос тогда мы пропускаем, я на него не отвечаю?

— Нет, почему?

— Тогда отвечаю на него. Мне позвонил Явлинский, наверное, дней десять назад, я передал его просьбу редакционной коллегии «Новой газеты» и спросил: «Как вы считаете? Потому что, с одной стороны, я хочу поддержать Григория Явлинского, с другой стороны, я не хочу никаких, как вы говорите, ущербов для газеты». Газета радостно согласилась на мое участие, считая, что репутация такого человека, как Явлинский, газете никак абсолютно точно не повредит.

Мы, кстати говоря, и вас поддерживаем. Я не вхожу в ваш штаб, но, если вы замечали, то мы поддерживаем множество вещей, которые создают в стране альтернативу. А если вы еще не «сольетесь» после выборов, то это будет вообще классно.

Мы поддерживаем усилия Навального, когда он вовлекает большое количество людей в обсуждение проблем, очень важных проблем. В первую очередь он, конечно, занимается коррупцией, не сильно распространяясь на иные вещи.

Вот у нас за Родину надо все время, Ксения Анатольевна, умирать. А надо научиться за Родину жить. А для этого надо прекратить воевать.

Женя Ройзман как-то точно заметил, что у нас патриотизм и любовь к Родине стали разными вещами. А вот эту газету не надо учить любить Родину. Мы очень хотим, чтобы у нас была страна, в которой не останется нынешней нищеты. Остановить войны. Победить нищету.

Я краем уха слышал, что вы говорили избирателям. Я сегодня слышал, что говорил Явлинский. Здесь у вас, кстати говоря, очень много общего.

— Да, у нас вообще схожие позиции.

— 25 тысяч зарплата в Томске, рассказывает он, и 8 % населения города, мимо которого проходит эта гигантская трубища «Сила Сибири», которая за наши деньги газ гонит в Китай...

— Да, все это не достается...

— ...в Китай, и 8 % всего газифицировано в этой области. Вот я хочу, чтобы патриотизм был в газификации. Чтобы он был не в понтах, которые с дивана кидаются Украине, а чтобы это было борьбой реальной с нашей нищетой. Тогда можно и про биткоины говорить.

— Нет, смотрите, я просто хочу быть правильно понятой...

— Я объяснился?

— Я к Григорию Алексеевичу отношусь, правда...

— А я все-таки ответил на вопрос?

— Да, безусловно.

— Ответил, спасибо.

— Но есть одна вещь, которую я бы хотела сказать. Смотрите, Григорий Алексеевич, я его тоже очень уважаю и уважительно к нему отношусь. Но я тоже во время «Прямой линии», может быть, вы слышали, говорила свое мнение, что меня вот единственное, что смущает в его выдвижении сейчас, в том, что, ну вот как у любой деятельности, согласитесь, все равно по ее итогам должен быть какой-то KPI (показатель эффективности бизнеса - прим. ред.). Он может быть по-разному выражен. Может быть, вы не можете зарабатывать огромные деньги, потому что сам газетный бизнес...

— Но все призы мира мы взяли, да.

— Да, вы взяли все призы мира. Или вы являетесь в экспертном сообществе, «Новая газета» в экспертном журналистском сообществе, безусловно, является премиальным СМИ с точки зрения подачи информации и стандартов журналистики.

— Спасибо.

— Это факт. Это ваш KPI, это то, что вы можете предъявить миру. На мой взгляд, в политике тоже, безусловно, есть KPI — это то, что ты за годы своей работы политическим лидером, политической деятельностью что-то можешь предъявить, какие-то результаты.

— Но ведь Григорий Алексеевич тоже занимается политической деятельностью уже более 30 лет. И, понимаете, если мы посмотрим на результаты этой деятельности с точки зрения представления партии в парламенте, с точки зрения поддержки, с точки зрения общественного мнения... Ну, в этом тоже же есть странность: 30 лет ты этим занимаешься, результатов ты никаких не добился...

— Я понял. Я эту цифру понял. То есть я могу свою точку зрения высказать уже, да?

— Да, безусловно. Мне просто интересно, не кажется ли вам, что...

— Тогда я вам скажу.

— Вот тогда зачем это все?

— Знаете, ваш земляк и мой любимый драматург Евгений Львович Шварц в «Драконе» написал гениальную фразу о том, что очень много людей, которые вписываются в существующую действительность, которые вписываются, как говорят сейчас, в тренды, они определяются для него одной фразой: когда рядом с таким продвинутым чуваком душили его жену, он говорил: «Милая, потерпи, может быть, еще все обойдется». И остался в тренде.

— То есть вы имеете...

— Сейчас-сейчас... Я имею в виду, что у нас так выстроена политика последних 20 с лишним лет, что человек, который себе все время изменяет, может находиться на гребне, а человек, который всегда говорит: «Нет, ребята, дважды два — четыре, Россия должна быть европейской страной, малый и средний бизнес должны быть его основой, образование — это приоритет, милитаризм — это не приоритет», который говорит вот эти самые вещи, ему говорят: «Нет, старик, ну, уже дважды два — уже семь, ну, согласись, пойди на компромисс, ну семь». А он говорит: «Нет, четыре».

— Ну, вот смотрите, я вам приведу другой пример. Не совсем так, не соглашусь. То есть дважды два действительно четыре. Но, понимаете, мы же видим пример, и для меня он поразительный, правда, деятельности Алексея Навального, который, тоже говоря о том, что Россия — европейская страна, что надо развивать бизнес и т. д., в общем, разделяя наши общие с Явлинским, и со мной, и с ним ценности, показал, что можно по-другому заниматься политикой, набрал огромное количество сторонников...

— Молодец.

— ...провел, на мой взгляд, блестящую предвыборную агитацию за предыдущий год.

— Все люди разные.

— Ну вот даже я сравниваю, и почему, например, я говорила, что ради Навального я готова...

— Ксения, ну смотрите, не может человек, никакой человек — ни вы, ни Алексей Анатольевич, никто не может говорить: «Поскольку я являюсь альтернативой, мне альтернативы нет». Ну, согласитесь, это бы странно звучало. Поэтому да, я уже сказал похвалу избирательной кампании Навального. То, что выдвинулись вы...

— Дмитрий Андреевич, я же не об этом. Подождите, дайте я тоже все-таки задам вопрос, вы ответите.

— Нет-нет, я же еще не ответил на предыдущий ваш вопрос.

— Ну, подождите, я же его не дозадала, про Навального.

— Это становится монологом. Сейчас, секунду. Вот я у вас начал спрашивать, и вы не дослушали меня. Знаете, у Черчилля была любимая фраза: «Когда я вас перебиваю, не перебивайте меня, пожалуйста», — любил он говорить в парламенте. Дарю цитату Черчилля вам.

— Спасибо.

— Да, конечно.

— За Прохорова.

— Я была наблюдателем тоже, находила нарушения, я активно участвовала.

— Были наблюдателем, да?

— Да, я активно участвовала.

— Ну вот, видите. Продвинутый Прохоров, Прохоров, много достигший, с высоким KPI, он взял и слился. Он взял и слился. А у нас, знаете что, у нас-то люди говорят: «Ну, Явлинский все равно не победит», — потом страшно на него обижаются, что он проиграл. То они бегут за СПС, то за «Нах-нах»...

— Подождите, а вы не считаете, что...

— …то за Прохорова. И где результаты?

— Я вам скажу где.

— Где результаты, KPI вот этой категории избирателей, где эти результаты?

— KPI того, что… Послушайте, у нас ни у кого нет гарантии, знаете, это когда ты берешь на себя какие-то обязательства или ты чего-то хочешь, нет гарантии, что ты не умрешь, что тебя не задавят, что человек не сольется, не нарушит своих обещаний...

— Ну, хотелось бы все-таки, чтобы человек не сливался, чтобы он соблюдал контракт с избирателями.

— Дмитрий Андреевич, хотелось бы, и мне тоже.

— А не получилось, да?

— Но гарантий ни у кого у нас нет. У Прохорова по каким-то причинам, я не знаю, по каким, это не получилось.

— А РБК тоже надо было вот так тоже сдать, как Муму утопить?

— Это, наверное, вопрос к Михаилу Дмитриевичу, я не являюсь его доверенным лицом, я не руководитель его штаба.

— Нет, раз вы избиратель, вопросы надо не только кандидатам задавать, но и избирателям.

— Подождите, Прохоров — это плохой пример. Я разочарована, потому что я за него голосовала. Я действительно думала, что...

— Я разочарована.

— Подождите. Смотрите, оттого, что я разочарована, это не значит, во-первых, что не надо пробовать еще раз. Я, например, считаю, что как бы, знаете, это как в любви, оттого, что тебя один раз кто-то там обманул или разбил сердце, это не значит, что не надо заново влюбляться, согласитесь.

— Нет, если любовь, причем здесь KPI?

— Секундочку. При том, что сейчас мы говорим про KPI реальных каких-то достижений. Вы сравниваете с Прохоровым и, конечно же, у Явлинского с точки зрения последовательности позиции и какого-то участия достижений больше, чем у Прохорова по факту. Но давайте, можно, я бы все-таки хотела, чтобы вы прокомментировали мое сравнение.

— Пожалуйста.

— Вот есть Явлинский, который 30 лет чем-то занимается, и по факту результатов этой деятельности крайне мало. Они есть, но они очень малы.

— Ну, как интерпретировать.

— И есть Навальный (вот я бы хотела конкретно это сравнение), человек, который за последние 5 лет провел невероятную кампанию, за год, в отличие от Явлинского (который вот только вошел в эту гонку и, опять же, неожиданно и внезапно), вот человек год занимался своей предвыборной кампанией, показал всем пример того, как это делается.

— Вы хотите, чтобы я сравнивал вас, Навального и Явлинского?

— Секундочку...

— Знаете, что мне обидно...

— Подождите, вы мне третий раз не даете задать вопрос, Дмитрий Андреевич, это нечестно.

— Ваш эфир, а говорим о Явлинском. Мне больно...

— Секунду, я хочу задать вопрос вам, дайте мне такую возможность, пожалуйста.

— Давайте.

— Я не понимаю, если вы видите сравнение Навального и Явлинского, я бы хотела сейчас поговорить об этих конкретных двух людях. Один человек, который 30 лет занимается политикой, больше, чем Путин, и при этом мы не видим никаких результатов, и Алексей Навальный, который 5 лет занимается политикой и стал видным политиком международного масштаба, саккумулировал огромную поддержку вокруг себя, сумел сделать ярчайшую президентскую кампанию. Ну разве вам не кажется, что вот в этом сравнении очевидно, за какими людьми будущее, кто является активной силой...

— Вам очевидно, хорошо.

— ...кто реально может сделать какие-то изменения, а кто нет. И у меня вопрос к вам: почему, видя вот эту разницу, вы выбираете, ну, как сказать, человека тех же ценностей примерно, но с совершенно другим KPI, с совершенно другим результатом, с результатом, которого нету?

— Я вам отвечу. Алексею Анатольевичу Навальному, если я не ошибаюсь, 43-й год. Явлинский в этом возрасте, если я не ошибаюсь опять же, был заместителем председателя правительства Российской Федерации и в этом возрасте он построил программу «500» дней, и с Борисом Немцовым они во многом реализовали ее в Нижегородской области, и он пытался сделать так, чтобы страна не свернула с реформ, когда началась чеченская война. К сожалению, силы, которые говорили, что маленькая победоносная война нам нужнее, чем реформы, победили. К сожалению, не получилось.

Я хочу посмотреть, какой будет KPI у Алексея Анатольевича. Мне нравится его избирательная кампания, мне нравится, как он встречается с людьми. Я смотрел на все эти встречи в разных городах. Но о результатах пока же мы не говорим.

Больше того, его сняли с президентских выборов, как и Явлинского на прошлых президентских выборах. Явлинского, просто сняли, решив, что пусть будет Прохоров, а не Явлинский. Точно так же сейчас, на мой взгляд, абсолютно бездарно, бестолково и не по-честному обошлись с Навальным. Но результаты сравнивать рано. Избирательная кампания не может быть результатом, она может быть этапом...

— Если бы Навального зарегистрировали, вы бы стали его доверенным лицом?

— Вы знаете, мы даже сейчас, я имею в виду газету, а все-таки я в ней работаю с первого дня, с первого номера, несмотря на то, что Алексей Анатольевич не будет зарегистрированным кандидатом, мы официально заявили, что мы будем освещать кампанию незарегистрированного кандидата, которого называют «тот самый персонаж». И в этом и будет наша человеческая поддержка. А есть и мои личные предпочтения, я на них имею абсолютно полное право и реализую это право.

— Нет, ну это абсолютно понятная позиция.

— Можно я про вас теперь скажу? Это микрорецензия. Вы знаете, что мне понравилось? Мне понравилось обаяние дерзости, которое есть в вашей кампании. А еще мне показалось, что очень внимательно вы стали относиться к людям. Вот как будто вот эта третья стена исчезла между залом и сценой, и вы окунулись в огромное количество чужой боли... Я слышал, как вы разбирались с домами, я слышал, как вы заступались за правозащитника в Чечне. И мне кажется, это не та история, про которую брезгливо скажут — эй, она занимается там малыми делами, — нет. Вот это сочувствие, сочувствие к людям, которого лишена страна. Вот жестокость у нас — это круто, а проявление сочувствия — это слабость. И мне кажется, вы, несмотря на известную цитату Собчак про то, что она большая машина, состоящая из чего-то там непробиваемого, должна остаться такой же непробиваемой, но стать участливой. У вас появилась эта умная участливость, я с этим вас поздравляю.

— Ну спасибо, да, честно говоря, я сама не думала, что для меня это такой будет опыт болезненный. Потому что мне вначале, я скажу честно, было очень тяжело. Потому что, когда ты сталкиваешься с такой болью и ты понимаешь, что ты не можешь вот прямо сейчас помочь всем, а это люди, которые с такой надеждой к тебе приходят, и ты пытаешься сделать хоть что-то, но это все равно очень мало по сравнению с тем, в каком состоянии они живут, это вообще на самом деле очень ужасное ощущение.

— Но мне кажется, вы из гламурного, пряничного мира вырвались. Вот я хотел вас теперь в новом качестве спросить о том, что помнят все, — ваш диалог на вручении премии «Ника» с моей любимой Чулпан Хаматовой. Вы тогда задали вопрос…

— …стала бы она доверенным лицом Путина, если бы не занималась благотворительностью.

— А теперь, представляете, теперь вы перешли на сторону, когда вдруг ваш круг ополчился против вас.

— Это правда.

— Теперь и вам говорят: «А чего же ты, Ксения (вот все люди, которые с вами на «ты»), а чего же ты-то вдруг стала «спарринг-партнером», «проектом Кремля», а зачем ты все это делаешь?» Вы говорите: «У меня есть общественная миссия, я потом хочу сделать партию, я хочу заниматься общественной миссией». Они говорят: «Нет-нет, мы не верим ни капли в чистоту твоих помыслов». Вот каково это — оказаться против своих или когда свои оказались против тебя?

— Это тяжело, потому что я понимала, что так будет, безусловно, когда принимала решение.

— Понимали, да?

— Я прямо сидела, и я это помню, думала про себя, обсуждала с родными, какое количество, простите, говна выльется со всех сторон, и что это выльется и со стороны Кремля, и пропагандистов, и, главное, со стороны тех людей, с которыми я кофе пью…

— Вот-вот, я про это.

— …которых я люблю, которых я читаю в фейсбуке, уважение которых много лет пыталась заслужить, и оно для меня было очень важно. И, понимаете, да, мне было очень тяжело, потому что я понимала, что эти люди, которых, ну, чью дружбу, чье уважение я завоевывала годами и доказывала, что я, понимаете, не девочка из «Дома-2», не дурочка, а что я человек с достойными помыслами, и что они опять все-таки: «Ах нет, все-таки вот ты такая».

— И ничего невозможно доказать.

— Невозможно. Но, вы понимаете, тут вопрос времени…

— Согласен. Молодец.

— …времени и поступков. То есть вот я знаю, что если я сама себе не буду изменять, если я буду идти к этой цели достойно, не будет ни самоцензуры, ни позволения какой-то там цензуры, что вот, может, это сейчас не надо, а вот надо… Вот надо просто… Как бы пока я знаю, что я говорю от а до я то, что я действительно думаю, хочу, и то, что считаю важным, пока я отстаиваю те ценности, которые для меня важны, вот до этих пор…

— Пускай говорят.

— …компромисс, который всегда есть в подобных поступках, конечно же, он есть, но он стоит того. Потому что этот компромисс ради очень большой цели.

— Но вы многих расфрендили?

— Да меня многие расфрендили. И многие меня считают…

— А кто кого больше расфрендил — вас или вы?

— Я никого, нет, у меня вообще нету такой истории. Я не обижаюсь на людей, я, наоборот, вот я увижу пост какой-то очень неприятный от моего раньше соратника и друга, я, наоборот, звоню, пишу и говорю: «Послушай, ну дай мне шанс, дай времени пройти, чтобы ты увидел, что то, что я делаю, это на общую пользу». Ведь я не делаю ничего плохого, я делаю для нас для всех то, чтобы у нас появилась какая-то реальная сила, какой-то голос, который вы услышите. И я правда в это верю. И, более того…

— Извините, что я вторгся, не буду перебивать больше, обещаю. Мне не нравится вот эта степень разнузданного такого, с прядущими ноздрями наезда без выслушивания аргументов. Вот мне говорили перед эфиром: «А вот можно про это, про это и про это…» Знаете, а у меня душа не лежит, когда вас всю уже растерзали.

— Да уж ладно, мне не привыкать.

— Знаете что, с одной стороны, всегда медиасрач был таким трендом, на нем серфинг такой устраивали, и медиасрач был символом продвинутости, а теперь мне кажется, что он стал символом предательства, когда в важные моменты жизни для человека вдруг ты, который пил и кофе, и вино, и водку, и махали белыми флажками проезжающим машинам с белыми шариками, и вдруг за одну секунду… У меня есть любимый писатель Джонатан Фоер…

— Прекрасный, я его обожаю.

— В переводе Васи Арканова. В книге «Полная иллюминация», там есть старый дед, который говорит внучке: «Знаешь, есть десять заповедей, я тебе скажу еще одну, одиннадцатую, вот ты ее запомни — не изменяйся».

— Это правда. Но, слушайте, это, мне кажется, все равно такой период, который надо пройти. Но, знаете, мне кажется, Дмитрий Андреевич, еще очень важная вещь. Я ведь, когда уже меня облили всем вот этим и когда я с этим уже как-то отряхнулась, я поехала по большой стране. Я увидела вообще другую картину, вот то, о чем вы говорите. Я, во-первых, увидела очень важную вещь, что люди, для них вот эта история про «агента Кремля», вот это все — для них это вообще неважно. Им важно то, что ты можешь донести эти проблемы. Им важно, чтобы появился хоть какой-то посредник между их горем и болью и властью. Я подумала так, что если этот фейсбук наших общих друзей считает меня агентом Кремля, то пусть я лучше буду их агентом в Кремле, потому что для этого огромного количества людей нужен именно такой агент в Кремле. И им нужно совсем другое: они хотят, чтобы появился человек, который до большого руководства страны, до Путина, до прочих чиновников сможет через гласность, через федеральные эфиры доносить эту позицию. И это для них гораздо важнее, они ко мне приходят и говорят: «Ну, у тебя же будут дебаты, ты расскажи про ТЭС, которую нам строят, потому что кемеровский уголь девать некуда, про журналистов, которых в тюрьму сажают, про Титиева, про тех, про других, расскажи об этом там». И вот это очень важная для людей взаимосвязь.

— И вдруг появляется такая посольская возможность услышать страну и рассказать, что она думает, когда нам становится абсолютно мало вот этого замкнутого на себе пространства.

— Просто единственное, поправлю: все-таки посол — это не совсем правильный образ, потому что посол — это все-таки в другом народе. А это мой народ, наш с вами народ, это все-таки наша страна. Пусть лучше «посредник», человек, который старается наладить эту связь.

— Согласен.

— У меня последний вопрос к вам. Скажите, что, на ваш взгляд, будет после выборов, вот какая будет ситуация? Верите ли вы в то, что будет вот эта линия молодых технократов, о которой много говорят, путинская? Верите ли вы в то, что будет какая-то либерализация? Или вы считаете, что это все наши пустые надежды и мечты, и ничего этого не будет?

— Вы знаете, я несколько раз за последнее время слышал президента и слышал людей, которые пытаются нарисовать для страны картину будущего. Они очень увлечены квантовой, уже даже не цифровой, а квантовой реальностью, они очень увлечены технологией блокчейна, при котором многие решения принимаются и контролируются намного точнее, чем с помощью различных бюрократических историй.

Но у нас сейчас самая главная проблема — это проблема нищеты. Это такое распятие страны между биткоином и нищетой. Должна быть программа про нищету, вот просто программа про нищету. Надо вытащить страну из нищеты. Тогда вернется достоинство. Это первая вещь.

А вторая вещь: страна должна вернуться с войны. С украинской войны, со всех мировых войн, со всех этих гибридных историй, со всех этих ЧВК. Интересы страны находятся внутри страны.

— Спасибо вам большое.

— Спасибо вам, Ксения.

— Такой другой у нас разговор под конец получился, но очень хороший, очень с такой искренней интонацией.

— Мне неинтересно было на вас нападать…

Проверка подписей избирателей в поддержку Григория Явлинского как кандидата в президенты, показавшая лишь 1.07% брака (после чего ЦИК обязан его зарегистрировать), сразу же вызвала несколько скептических комментариев (форвардом которых явился Алексей Навальный) - от «их подписи на самом деле и не проверяли», и до «они не могли честно собрать столько подписей».

Возможно, скепсис объясняется просто: ни один из скептиков не имеет (или почти не имеет) опыта сбора подписей в поддержку своего выдвижения. И, понятное дело, просто не понимает, каким образом этот процесс организован.

За другие партии и других кандидатов отвечать не берусь, но «Яблоко» на выборах различных уровней собирало подписи в течение 25 лет (начиная с выборов в Госдуму в 1993 году). Собирало и побольше, чем 100 тысяч - «опыт, сын ошибок трудных», у нас имеется.

В 2018 году для поддержки выдвижения Григория Явлинского кандидатом на должность президента России «Яблоко» собирало подписи в 81 регионе Российской Федерации. Подписи собирали более 3 тысяч сборщиков, чьи персональные данные были удостоверены нотариусом. В общей сложности, было собрано более 300 тысяч подписей. После тщательной проверки в региональных штабах в центральный штаб (в Москву, на Пятницкую улицу) было направлено 160 тысяч.

Второй и очень жесткий этап проверки проходил уже в штабе «Яблока». При этом в проверке подписей принимали участие такие «внешние аудиторы», как Дмитрий Муратов, Андрей Заякин и Елена Дубровина (ранее - многолетний член Центризбиркома). За поступлением подписей из регионов и за их проверкой журналисты и общественные активисты (например, из «Голоса») могли наблюдать в режиме «нон стоп» - все было предельно открыто. Мы понимали, что подписи за Явлинского - в отличие от подписей за Путина, - будут в ЦИКе проверять буквально под лупой. И любое сомнение, возникшее у проверявших подписи специалистов (в том числе у привлеченных экспертов-почерковедов), становилось основанием для выбраковки подписей.

В итоге в ЦИК были сданы 107 тысяч подписей, из которых 60 тысяч (из 74 регионов) были отобраны комиссией на проверку. В результате проверки - указанные 1.07% брака, и Григорий Явлинский должен получить статус зарегистрированного кандидата на должность президента России.

И тут - накануне оглашения официальных результатов проверки подписей мы с изумлением узнали от Алексея Навального «страшную тайну»: оказывается, мы «вообще не собирали подписи», и он «думает, что штаб Явлинского подделал процентов 60 подписей». Точка. Конец цитаты из твиттера политика. И, к тому же «нет никаких тысяч сборщиков».

Означает ли это, что упомянутые три тысячи сборщиков не существуют? Что не было людей, которые в Москве, Петербурге, Петрозаводске, Пскове, других городах приходили в региональные отделения «Яблока» и ставили свою подпись? Что процесс сбора подписей, который ежедневно «выкладывался» нашим штабом в социальных сетях, был фикцией? Что не было ни «яблочных» активистов, которые собирали подписи, ни сотрудников штаба, которые проверяли их?

Между тем, я своими глазами видел, как «Яблоко» собирало подписи в Петербурге. Видел, как в офис партии на Шпалерной улице приходили люди, чтобы поставить подписи. Видел, как ставили свои подписи в поддержку выдвижения Григория Явлинского такие знаменитые петербуржцы, как Александр Сокуров и Олег Басилашвили, Ольга Старовойтова и Лев Каплан. Видел, как вносили в подписные листы свои личные данные и ставили подпись даже те, кто, мягко говоря, скептически относится к Явлинскому, но считают, что он имеет право участвовать в выборах. Видел, как проверяли эти подписи в Петербурге и в Москве. Видел, как не жалели сил и времени те, кто работает в избирательной кампании. Мне все это померещилось?

Политик, заботящийся о своей репутации, не имеет права на бездоказательные обвинения в адрес оппонентов. И Навальный, заявивший о 60% якобы поддельных подписей за Явлинского, обязан объяснить, что именно привело его к этому выводу.

Какой информацией он располагает и каков источник этой информации? Откуда такая цифра - 60% подписей подделано? Не 30%, не 50%, не 70%, не 58%, а именно 60%? Ему об этом анонимно сообщили из ЦИКа? К нему обратились люди, заявившие, что их подписи за Явлинского подделаны? Его люди были засланы в ряды сборщиков и намеренно подделывали подписи, чтобы теперь в этом признаться? А ведь подделка подписей избирателей - уголовное преступление: означает ли это их явку с повинной?

Однако Навальный молчит, как пойманный на вранье школьник - и я понимаю, почему: нет у него никаких «источников» своей «информации».

Соглашусь с Львом Шлосбергом: приставка «я думаю» перед утверждением о подделке 60% «яблочных» подписей избавляет Навального от судебного преследования. Но не избавляет от оценки его слов, как лживых и оскорбительных. Оскорбительных для тех, кто собирал подписи за Явлинского, кто их проверял в нашем штабе, и для десятков тысяч граждан, кто ставил эти подписи. И я хорошо понимаю тех, кто адресует сейчас Алексею Анатольевичу в Интернете весьма резкие выражения или пишет о серьезном разочаровании в нем.

Увы: все более становится понятно, что (еще раз соглашусь со Шлосбергом): организаторы «забастовки избирателей» борются не с Путиным: они борются главным образом, с Явлинским и «Яблоком». Им нужно не поражение Путина, а как можно более тяжелое поражение демократов - чтобы сохранить это поле за собой. Надеюсь, после позорного «твита» Навального это станет ясно даже части его сторонников…

Пользуясь случаем, хочу пояснить: конечно же, институт сбора подписей в том виде, в котором он используется в России, является репрессивным и служит, большей частью, цели отстранения оппозиции от выборов.

«Яблоко» неоднократно заявляло о необходимости его реформирования – полной отмены или по желанию кандидатов замены избирательным залогом, не раз вносило соответствующие законодательные инициативы.

Тем не менее, пока этот институт существует в своем настоящем виде, считаться с ним приходится всем, кто принимает участие в выборах.

Приходится учиться собирать подписи, и делать это предельно тщательно - чтобы максимально затруднить власти задачу отстранения от выборов.

И не надо думать, что регистрация по подписям невозможна: и «Яблоко» и другие оппозиционные партии и кандидаты много раз решали эту задачу, доказывали подлинность своих подписей.

А если заранее считать, что «подписной» барьер непреодолим - надо опустить руки и вообще отказаться от борьбы. Отказаться от возможности провести своих депутатов разных уровней (которые потом станут важным и эффективным «инструментом» для решения проблем граждан). Отказаться от возможности если не кардинально сменить политику власти, то по крайней мере, серьезно на нее повлиять.

Мы уверены, что бороться - надо. И в этой борьбе - как показывает опыт того же Шлосберга и его товарищей в Пскове, опыт наших товарищей в Карелии и Петербурге, Москве и Калуге, Костроме и Владимире, других регионах, - можно побеждать.

Григорий Явлинский высказался о расследовании ФБК в фейсбуке. Написал, что если это всё правда - президент Путин должен уйти в отставку, а не только премьер Медведев. Также он добавил, что возможно, если отставки не будет, то Путин использует эту историю в своей предвыборной кампании и прощупает возможность смены премьера и реакцию на это общества.

На нашем фланге, к сожалению, принято подозревать друг друга в продажности, закулисном управлении из АП и прочих нехорошестях. Второй абзац высказывания может читаться неоднозначно, я бы так не писал. Это, на мой взгляд, неудачное высказывание.
Однако первая часть тут важнее. Да и оснований считать информацию неправдивой никаких нет.

Upd: видимо, надо написать более развёрнуто. Да, многие люди считают, что власть использует Навального и ФБК в своих целях, в процессе его раскручивая. Об этом недавно писал Лебедев, например.
Люди имеют право на такую позицию, они же не пишут, что Навальный в АП ходит за конвертами и получает там указания, они развивают версию о том, что власть играет там в свои игры через ФБК и слив им материалов.
Такая позиция - не причина для травли и уж точно не причина для передёргиваний по типу «смотрите, он сказал, что мы на Кремль работаем!»

К сожалению, сторонники Навального и сотрудники ФБК решили попередёргивать это дело и распространяют теперь такое:

Борьба с внутренним врагом для них часто оказывается не менее важной, чем борьба с государственными жуликами, так что внимание их твиттеров быстро переключилось с Медведева на Явлинского

Как обычно не напрямую, а через Волкова к делу присоединился сам Навальный, не преминув уличить самого Явлинского в работе на Путина

Конечно, такие действия команды Навального это провал и позорище. После блестящего расследования о премьер-министре вместо разговора о нём они переключают внимание на высказывание Григория Явлинского, причём явно передёргивая его содержание, никак не упоминая его основной смысл.
Именно такие действия показывают, что борец с коррупцией из Навального прекрасный, а вот политик - никакой. Как политик он ссорит людей, которым нет никаких причин ссориться. Кидает обвинения, которым нет никаких причин быть озвученными. Не объединяет, а разъединяет адекватных людей, призывает их к травле и насмешкам над политиками, которые придерживаются, в общем-то, тех же позиций.

Провал и позорище, друзья. Вам надо повзрослеть, невозможно победить, если сводить столь важные истории в такой вот детский сад

Сохранено

Григорий Явлинский высказался о расследовании ФБК в фейсбуке. Написал, что если это всё правда - президент Путин должен уйти в отставку, а не только премьер Медведев. Также он добавил, что возможно, если отставки не будет, то Путин использует эту историю в своей предвыборной кампании и...